В конце 1806 года, после грандиозного разгрома Пруссии, Наполеон чувствовал себя на вершине славы. Это была поистине блестящая компания. Некогда грозный противник державший в страхе всю Европу, теперь сам бежал в страхе. Целые полки сдавались кучке случайно встретившимся им на пути французским отрядам и даже фуражирам. Многотысячные крепости /Шпандау/, способные долгие месяцы выдерживать осаду превосходящих армий, капитулировали чуть ли не конным разъездам.
   Он победил всех, кто представлял хоть какую-нибудь силу на всем континенте. На его глазах создавалась грандиозная Империя, накрывавшая Европу, практически без остатка, и почти на две сотни лет предвосхитившее ее объединение. Со времен Карла великого, не было ничего подобного.
   Победа пьянила, казалось в целом мире, не осталось никого, кто мог бы противостоять Императору. Но 26 октября 1806 года война разгорелась вновь. На помощь Пруссии подходил исполин с севера, который не без помощи английского золота, уже успел залечить свои недавние раны.
   В тот же день, на волне головокружительных военных успехов, Наполеон вскричал: «Русские хвалятся, что они придут встретиться с нами; мы встретим их на пол пути, и они снова получат Аустерлиц». Никто не смел, бросать ему вызов, ибо отныне не было той силы, которую он бы не одолел. И его армии, повинуясь одному только слову своего Императора, в каком-то необыкновенном порыве, двинулись на встречу своей судьбе.
   Но в то же время, Наполеон понимал, что его Великая армия разбросана по всей Пруссии, и как бы ни легки были ее победы, она все еще вела войну. Нужно было время, для того, чтобы собрать войска в кулак. Император пытался выиграть его, ведя переговоры о мире, но после отказа царя, ему ничего не оставалось, как, подтягивать свои войска к месту будущих сражений частями, что для него было не характерно.
   Против Наполеона шли 2 русских армии: одна под командованием Беннигсена, в 50 000 человек, другая Буксгевдена в 36 000. В их тылу, на Немане, собирался еще и резерв в 50 000. Но, не смотря на внушительность, идущего против него исполина, у Наполеона все же был численный перевес. Подтянув великую армию с немногочисленными союзниками и резервами из Франции, он мог рассчитывать на 200 000 солдат. Однако, сколь не велики были собранные им к моменту непосредственных боевых столкновений силы, не малой их части, предстояло совершить многодневные переходы, чтобы предстать пред своим Императором. /80 000 человек под командованием Даву, Ожеро, Ланна, Жерома, кавалерия и гвардия, все еще подтягивались, когда 27 ноября, Наполеон въехал в Польский город Познань/
   Главной трудностью было не это, Наполеону пришлось встретиться с необычными для него суровыми климатическими условиями и практическим отсутствием дорог в привычном понимании этого слова, существенно замедлчявшие продвижение долгожданных войск.

   28-го русские вошли в Варшаву, но из нее, Беннигсену с 6 000, пришлось отойти в Пултуск, ближе к основным силам, стоявшим за р Висла, так как Наполеон, ни смотря ни на что, к тому времени сумел обеспечить численный перевес. В связи с этим, Каменский, осуществлявший общее командование русскими армиями, рекомендовал отступить и ждать подхода резервов с остатками прусской армии под командованием Листока /14 000/.
   Столкновения произошли в рождественскую неделю. Наполеон предпринял атаку на русских, стоявших у Пултуска, вопреки своим принципам, поведя наступление не единым кулаком, а с разных направлений, собирая силы, непосредственно у позиций противника. Но, войска, не сумели выполнить маневр синхронно /в последствии, это объяснялось плохим состоянием дорог, но возможно, уже в ту пору, император, стал ставить заведомо невыполнимые задачи. Как в последствии воскликнет один из его генералов: «Он забывает, что мы не наполеоны…»/
   В решающий момент сражения, Листок успел прийти на помощь русским войскам, и французы были отброшены. Хотя эта атака, не имела решающего значения, но она стала первой явной неудачей в уже длинном списке наполеоновских побед. Еще совсем недавно несокрушимая волна, привыкшая, что пред ее мощью, как карточные домики, рассыпались самые грозные цитадели, сама разбилась о могучую твердыню. Пред Наполеоном, воскресло, успевшее позабыться, кровавое солнце Аустерлица.

   Подведя итог сражения, в виду ухудшающихся погодных условий и плохого снабжения, император объявил, что «компания этого года завершена…». И Великая армия расположилась на зимние квартиры. Которые растянулись на 300 километров от корпуса Лана на юге /перед Варшавой/, до корпуса Бернадотта /будущего короля Швеции и муже первой привязанности Наполеона во времена его пребывания в Марселе/ в устье Вислы.
   Французская армия расположилась следующим образом:
гвардия, 12 тысяч, в Варшаве;
корпус Ланна, 23 тысячи, между Брок и Остроленки, против Эссена 1-го;
корпус Даву, 34 тысячи, в Мишеницах;
корпус Сульта, 30 тысяч, в Вилленберге;
корпус Ожеро, 11 тысяч, в Нейденбурге;
резервный кавалерийский корпус, 20 тысяч, под командою Мюрата, в окрестностях Вилленберга;
корпус Бернадота, 17 тысяч, почти вне круга боевых происшествий, в Эльбинге.

   Все эти войска размещались по кантонир-квартирам; только корпус Нея, состоявший из 22 тысяч человек пехоты и кавалерии Бессьера, преследовал прусский корпус Лестока вниз по Аллеру, в направлении к Фридланду, и чрез это находился почти на пути, по которому следовала русская армия.
   Пользуясь бездействием французов, Беннисген вознамерился отрезать и истребить корпус Нея на марше. Но из-за некоторой медлительности, осуществить этого ему не удалось. Тогда, Беннигсен скрытно двинулся на север, желая вклиниться между Бернадоттом и остальной армией. Его наступление было настолько неожиданным, что в первое время, он добился большого успеха. Бернадотт осознавая опасность пребыванием на берегу моря и между крепостями Данцигом и Грауденцом, тогда еще занятыми прусскими войсками, решил отступать. Но вскоре сумел перехватить инициативу и даже отбросил русских к Мейренгену /Морунген/.
   В это же время, Наполеон осуществляет блестящую операцию, целью которой, было заманить Беннигсена в ловушку. Но произошло нечто настолько необычное, что сорвало все планы Императора, а историкам дало обильную пищу, для изучения.
   1 февраля всем подразделениям было велено соблюдать абсолюдать скрытность и не допускать обнаружения своих позиций противником. Бернадотту вменялось ни в коем случае не вступать в бой, и даже начать отступление, если русские начнут атаковать. Согласно своему плану, Император, намеревался отступлением Бернадотта, заманить русских в глубь своих позиций, и обходным маневром, отрезав пути отхода, замкнуть армии Беннигсена в кольцо. Но толи под впечатлением легкости Прусской компании, то ли по оплошности, Наполеон написал Бернадотту указания не зашифрованным текстом, который и был перехвачен. Еще более странно, выглядит тот факт, что, вопреки правилу, не был послан второй связной, чтобы убедиться, дошел ли столь важный приказ до адресата.
   Была ли это дезинформация с самого начала, на которую спихнули всю ответственность за последовавшие за тем события, или то была действительно случайность, на это до сих пор никто не может дать убедительный ответ.
   В результате, Бернадотт не знал, о той роли, какую на него возлагал Наполеон, а Беннигсен, заранее осведомленный об обходе, предпринял все от него зависящие меры. Не теряя времени, он сразу же выступил из лагеря. Когда же император через 2 дня подошел к Алленштейну /Ольштынь/, где и должна была захлопнуться ловушка, выяснилось, что русские не только ускользнули из капкана, но и довольно смело действуют на севере и востоке.
   Но как бы блестящи не были действия Беннигсена, он зашел вглубь территорий противника, что было почти равносильно исполнению планов Императора французов. Так впоминал о тех событиях, непосредственный их участник, Алексей Петрович Ермолов: «Бросив взгляд на карту, мы увидим, что направление сего трехсуточного нашего отступления нимало не перечило основной мысли Наполеона отрезать нас от сообщения наших с Неманом или, что одно и то же, с Россиею, и подавить нас тылом к морю, то есть к Фриш-Гафскому заливу. В противодействие этой мысли к чему должны были клониться усилия наши в течение сего трехсуточного отступления? К сохранению сообщений с Неманом посредством движения всею громадой войск наших от Янкова к Гутштадту, вместо того чтобы идти нам к Вольфсдорфу; или от Вольфсдорфа к Гейльсбергу, вместо того чтобы идти нам к Ландсбергу; или от Ландсберга к Домнау и Фридланду, вместо того чтобы идти нам к Прейсиш-Эйлау. Таким движением мы неминуемо нарушили бы все намерения Наполеона, ибо, избавясь посредством его от охвата левого нашего фланга правым флангом французской армии, мы тем заслонили бы сообщения наши с Россиею и удалились бы от Фриш-Гафского залива, к которому более и более приближался наш тыл по мере отступления и направления нашего к Эйлау и Кенигсбергу….
   Но стратегические виды решительно пожертвованы были каким-то мнимым тактическим выгодам, основанным на ложном мнении, что войску русскому столько же необходимо для битвы местоположение открытое, сколько французскому закрытое или изобилующее естественными препятствиями, и что, сверх того, войску нашему, от малого навыка его к стройным движениям в боях, выгоднее оборонительное, чем наступательное, действие; как будто за семь лет перед тем при Суворове оно знало не только сущность, а даже название сего рода действия! Как будто бы Альпы, с их ущельями, пропастями, потоками и заоблачными высями, принадлежат более равнинам, чем закрытым и изобилующим естественными препятствиями местностям!...»
   Решено было дать сражение на открытой местности у городка Прейсиш-Эйлау.

   Беннигсен, выставив арьргард прикрытия, с боями отступил к Эйлау, в окрестностях которого стояла кавалерия Мюрата и корпус Сульта. Туда же устремились остальные французские войска, которым еще надо было совершить минимум 1-3 дневные переходы.
   Итак, 7 февраля перед Беннисгеном, стояла армия вдвое меньшая, чем у него, во главе которой был сам Император /что уже равнялось паре дополнительных корпусов, как любил говаривать о себе Наполеон /. В артиллерии русские тоже имели превосходство. В создавшихся условиях, победа казалась предрешенной. Правда, к концу дня, подошла гвардия, изменившая соотношение живой силы 6:8 /гвардия не зря называлась «Гвардией» и ее нельзя было не принимать в расчет/. Но справедливости ради, надо заметь, что со дня своего образования 19 брюмера VIII года республики /10 ноября 1799/, Консульская гвардия /затем Имперская/ созданная Наполеоном, объединившим, гвардию Директории и гвардию Законодательного корпуса. Набиравшаяся, во всяком случае, в самом начале, исключительно из солдат, прошедших 2-3 компании, с безупречным 5-10 летним послужным списком, и на деле доказавших свою храбрость. Тем не менее, лишь в битве при Эйлау, пешие части гвардии, были обстреляны впервые за все эти годы.

   Из воспоминаний того же Алексея Петровича Ермолова, расположение войск было следующим:

Русская армия, заключавшая в себе от семидесяти восьми до восьмидесяти тысяч, размещена была так:

Она примыкала правым флангом к большой Кенигсбергской дороге у селения Шлодитена и шла несколько косвенно к городу; потом, не доходя около полуверсты до города, образовала тупой угол и упиралась левым флангом к Клейн-Саусгартену.
Деревня Серпальтен, находившаяся впереди Саусгартена, занята была слабым отрядом генерал-майора Багговута.
Пять пехотных дивизий: 2-я, 3-я, 5-я, 7-я и 8-я, построены были в две линии; два батальона каждого полка развернутым фронтом, третий позади их в колонне; при них было более двухсот орудий.
Резерв, состоявший из двух дивизий, 4-й и 14-й, построен был в две густые колонны и имел при себе шестьдесят орудий конной артиллерии. Вначале он расположен был по обеим сторонам мызы Ауклапен; но при рассвете переведен был ближе к центру армии.
Вся конница разделена была на три части и расставлена на флангах и в средине армии, где находилось не более двадцати восьми эскадронов; казацкие полки расположены были на обоих флангах уступами.
Независимо от артиллерии, размещенной вдоль линии и находившейся при резерве, 1-я батарея из сорока батарейных и двадцати легких орудий заложена была вначале на правом фланге армии, у Кенигсбергской дороги, а по занятии неприятелем города подвинута на семьсот шагов от него; 2-я батарея из семидесяти батарейных орудий расположена была почти на центре армии, в версте от города; и 3-я из сорока батарейных — между сею батареею и Саусгартеном. Ко всем трем батареям примыкали войска первой нашей линии, как куртины к бастионам.
Прусский корпус Лестока, усиленный русским Выборгским пехотным полком и простиравшийся почти до восьми тысяч человек, был еще далеко, но направлялся к Альторфу, то есть к правому флангу нашей позиции, заманивая одною бригадою, командуемой генералом Плоцем, Нея к Крейцбургу для отвлечения его круга от круга решительных происшествий и от содействия его в приготовлявшемся бое.
Правым флангом командовал генерал-лейтенант Тучков 1-й; срединою—генерал-лейтенант Сакен; левым флангом — генерал-лейтенант граф Остерман-Толстой; резервом — генерал-лейтенант Дохтуров; всею кавалериею — генерал-лейтенант князь Голицын; артиллериею — генерал-лейтенант Резвой. Багратион, который был всех моложе в чине генерал-лейтенанта, не имел особой команды и назначен был к Дохтурову.

Французская армия в ночь с 26-го на 27-е расположена была в следующем порядке:

у передовых строений города и в городе — пехотная дивизия Легранда; на правой стороне города — пехотная бригада Вивиена; на левой — пехотная бригада Фере (обе составляли пехотную дивизию Леваля);
к правому флангу бригады Вивиена примыкала пехотная дивизия Сент-Илера.
Все сии три дивизии составляли корпус Сульта.
На правом фланге дивизии Сент-Илера, уступом,— драгунская дивизия Мильо;
за городом, по обеим сторонам Ландсбергской дороги, находились драгунские дивизии Клейна и Груши;
уступом от их левого фланга, позади пехотной бригады Фере,— гвардейская кавалерийская дивизия;
на левом ее фланге, выступом,— легкие кавалерийские бригады Кольберта, Гюо и Брюера; а уступом — кирасирская дивизия Гопульта;
легкая кавалерийская бригада Дюронеля — на оконечности левого фланга всей армии, между ею и селением Альторф;
позади кирасир Гопульта, на дороге от Эйлау к селению Стробенену,— пехотный корпус Ожеро;
пешая гвардия Наполеона и его собственный бивак — на холме между Эйлау и мызою Грингофшен;
пехотный корпус Даву — верстах в двадцати от армии, на Бартенштейнской дороге;
пехотный корпус Нея — на Мельзакской дороге к Цинтену, около селения Гусенен, верстах в двадцати пяти от армии;
пехотный корпус Бернадота — на несколько суток позади армии.

   С рассветом, русские начали артиллерийский обстрел, и битва завязалась с новой, невиданной ожесточенностью. Беннигсену во что бы то ни стало, было необходимо разбить стоявшего пред ним противника, пока к тому не подошло подкрепление, сводившее на нет численный перевес русской армии. А Наполеону, напротив, продержаться до подхода свежих корпусов. Кровопролитие нисколько не умерил, даже поднявшийся сильный буран, сделавший невозможным всякое маневрирование. Ослепляющий снег, сводил на нет эффективность ружейной стрельбы, и солдаты бросались в яростные штыковые атаки, переходившие в беспощадные рукопашные схватки.
   В какойто момент, в вызванной вьюгой сумятице, образовалась брешь, между позициями Ожеро и Сент-Илера, через которую прорвалась группа русских кавалеристов, домчавшаяся, почти до самого кладбища, где на протяжении всей битвы находился Наполеон. Конечно, эта кучка смельчаков, ничего не могла сделать Императору, и была почти сразу отогнана ружейными залпами гвардейцев. Но этот факт красноречивее всего говорит о той пляске смерти, что разыгралась под неприветливым небом, у некогда тихого городка.

   В эти дни, обычно тихое кладбище Эйлау, являло собой нечто большее, чем просто место благоговейного умиротворения. Оно превратилось в настоящую цитадель стойкости живых.
   Расположив в самом начале сражения на нем свою ставку, Наполеон, чтобы поддержать дух своих войск, отказывался его покидать, даже в самые опасные моменты сражения. Обильно осыпаемое ядрами и пулями, оно на протяжении всего боя, было тем знаменем, которое придавало французской армии силы и решимость. Император был с ними! Значит, они обязательно победят!
   Не только Наполеон понимал это, но и окружавшие его роты охранения достойно встречали смерть, выполняя свой долг до конца. Когда от них почти ничего не осталось, их заменили имперскими егерями и гренадерами, которые проявили еще большую стойкость, умирая практически без единого звука, подавая достойный пример стойкости измученным армиям. Но и они вскоре были истреблены. Тогда, на их место пришли закованные кирасиры, потери стали меньше, а гордость за армию, за таких людей, даже возросла.
   Когда же очаг сражения постепенно переместился дальше от кладбища, это разбитое, обагренное кровью место, стало живым воплощением несломленности духа и человеческой храбрости.

   В какой то момент битвы, русские стали сильно теснить корпус Ожеро, который сам получи ранение. Половина его людей была истреблена. А помощь были брошены «разнокалиберные» подразделения, но и это не спасло положения, французская линия откатывалась назад, и того и гляди, в любой момент могла быть прорвана. И тут произошло то, о чем свидетели события не могли забыть до конца своих дней. Мюрат, собрав всю конницу, ринулся в знаменитую, неудержимую французскую кавалерийскую атаку, которыми Франция по праву гордилась все XIX столетие, вплоть до Первой Мировой войны, когда погибла вся ее конница.
   Мюрат неудержимой лавиной рассек первые ряды русских, порубил вторые, но дальше его продвижение замедлилось и ему пришлось, неся чудовищные потери отступать под плотным артиллерийским огнем, ружейными залпами, штыками пехоты и русскими саблями. Когда же они вернулись к своей линии, их цель была достигнута, хотя и такой страшной ценой: дезорганизованная и отступавшая французская пехота сплотилась.
   Вскоре, после этого /после 10 часов/, показался авангард Даву, вселивший солдатам Наполеона надежду и прибавивший им, так жестоко сражавшимся второй день подряд, новых сил. Даву фланговой атакой сбил русские линии. И хотя остальные войска Даву подтянулись, лишь к 2-м часам дня, Беннигсен понял, что произошел перелом сражения, причем не в его пользу. Теперь ему оставалось только обороняться, и ждать когда, наконец то зайдет солнце короткого, но в то же время, такого бесконечно долгого зимнего дня.
   Не за долго до темноты, на поле боя, показался отважный Лесток со своими прусаками, сумевший избежать столкновения с Неем. У него было меньше людей, чем у Даву, но не намного. Это неожиданнее подкрепление, ободрило русских солдат и они смогли оттеснить французов.
   Наконец то стемнело, и бой был окончен. Но сквозь эту грозную продрогшую мглу, под завывание безжалостного ветра и стоны раненых, метя, ногами снег, немой лавиной шли колонны Нея.
   Битва завершилась, Беннигсен решил больше не продолжать сражения, и начал отход, оставляя позади себя, бесконечные поля, заваленные горами тел из многих тысяч мертвых и раненных. Наполеон, который после Иены, постоянно наступал, на этот раз даже не мог преследовать противника.

   Однажды, в беседе с послом Австрии, Наполеон изрек: «Вы сделали глупость, не напав на меня после битвы при Эйлау, ибо тогда я находился в весьма затруднительном положении.»





   Как и несколько лет спустя, под Бородино, обе стороны могли считали себя победителями, о чем не замедлили сообщить всему миру! Но можно ли было назвать произошедшее победой? На это лучше всего ответил Ней, который осматривая место сражения, воскликнул: «Такая бойня ---и никакого результата!»

добавлено 23.07.06