Выдвинутые вперед, испытанные саксонские батальоны, с честью стояли до последнего, но не в силах противостоять сметавшей все на своем пути волне, соблюдая строй, подались назад. Как бы ни была несовершенна военная наука прошлых веков, но железная дисциплина и воля, никогда не устаревают. Прусские солдаты сражались с честью, но теперь соотношение сил было уже не в их пользу. А когда ударили 9 и 10 гусарские полки французов, железные солдаты Фридриха были прижаты к реке и начали отступление к ближайшим бродам. Людвиг-Фердинант пытался контратаковать своей кавалерией, но застрял среди сгрудившихся собственных же войск. Принц дравшийся как лев, был увлечен этим людским потоком в котором не нашел ни одного батальона сохранявшего хоть какой-то порядок. Чтобы не попасть в плен, он помчался вскачь от преследовавшей его кавалерии. И как бы французы ни старались его догнать, они не могли спорить с его великолепным конем. Людвиг бы оторвался, если бы его конь ни замялся перед каким-то забором и Фердинанд был окружен. Выхватив шпагу, он кинулся на французских кавалеристов, нанося удар за ударом, и как в случае с его погибшей армией, силы были не равны, но он не захотел сдаваться живым.
   Узнав об этом случае, Наполеон почтил память принца в бюллетене Великой Армии: «Это была славная смерть: он пал, как мечтает пасть любой солдат».

   Того же 10 октября, прусские войска пришли в движение, снимаясь со своих подготовленных позиций. Наполеон ломал голову, но не мог найти ответ, что означают эти перемещения, а значит, что следует ему предпринять, если не известны действия врага. У Императора было 2 предположения. Либо пруссаки готовились к битве выстраиваясь в новые порядки и тогда следовало атаковать их немедленно, пока они не перестроились. Либо противник решил отступать, перейти через Эльбу и закрепиться на ее противоположном Бергу. В этом случае следовало сделать все, но только не допустить их переправку через реку, иначе их от туда не достать.
   Император стал в быстром темпе подтягивать все отдаленные войска, разослал всюду лазутчиков, приказывал добыть пленных. Он хотел знать план врага. И наверняка он бы его узнал или понял сам, если бы у герцога Брауншвейна был этот самый план…. На самом деле, старик сомневался и не знал что ему делать. Его настолько потрясла смерть Людвига-Фердинанта, и гибель всей его армии, что его собственные позиции, до того казавшиеся неприступными, теперь превратились в замок на песке. 100 000 стоявших в превосходном порядке солдат, готовые отразить любое наступление и сами перейти в атаку отныне представлялись, горсткой неуверенных крестьян. Вытянутые в 3 линии от Веймара до Иены, они, из чего-то несокрушимого, превращались в тонкую, трепещущую нить.
   Вечером 12-го, он все еще не совладав с собой, все же принял решение отступать, так как окружавшие его французы, уже вступили в Наумбург. 13 октября, вся армия, кроме войск Гогенлоэ, выступила для отхода за Эльбу. Гогенлоэ, был отдано роковое распоряжение – «прикрывать отступление, но ни в коем случае не атаковать!». А для настоящего Прусского солдата нет ничего более священного, чем приказ.


   И так, 13 октября все войска Императора, за исключением корпусов Даву, посланного на север к Наумбургу, находились в долине реки Заале под Иеной. Здесь же расположилась армия, выделенная герцогом Брауншвейгом, для прикрытия отхода всех основных сил Пруссии.
   Даже не предполагая, что главная армия пруссаков, за столь короткое время, могла добраться до Ауэрштедта, встав на пути у Даву /к своему несчастью, французам еще предстоит познакомиться, с знаменитыми 100км марш-бросками немцев, в Первую Мировую войну/. Наполеон надеялся разбить сначала армию прикрытия, а затем покончить с Брауншвейгом. Он хотел своими армиями атаковать Гогенлоэ в лоб, а с тыла должен был зайти Даву, которому, как вы уже, наверное, догадались, не суждено было выполнить этого маневра.
   Встав напротив Гогенлоэ, кроме корпуса Сульта, который расположился на другом конце холмистой местности в полутора км севернее, где стояла маленькая группа пруссаков, угрожая правому флангу французов. С наступлением утра, императорские войска двинулись на противника, по направлению к Веймару. Наступление шло медленно в густом тумане, к тому же сильно пересеченная местность, не позволяла развернуться, а что самое главное, вовремя получить серьезное подкрепление. Как только туман стал рассеиваться и в поле зрения показался противник, злосчастный Ней, ускорив шаг, оторвался со своим крайним левым флангом, вызвав недовольство Императора и заставя другие ряды выравниваться по его корпусу. Только после 9 часов вся линия вступила в бой, тогда как Ней уже давно атаковал прусские позиции, неся потери.
   Но неожиданно, когда должно было начаться самое главное, Наполеон задержал атаку, ставя свои армии в шаткое положение напротив хорошо окопавшихся вражеских позиций. Причиной этому являлся Сульт, атака которого была остановлена пруссаками. В этом опасном положении, Гогенлоэ мог добиться определенных успехов, если бы двинул войска в наступление, но из-за приказа стоять на месте, не решился пойти на это. Гогенлоэ предпочел больше часа держать своих превосходных пруссаков и саксонцев, под убийственным огнем французской пехоты и артиллерии, чем ослушаться. Затем, слишком поздно, он все-таки решился наступать.
   Его пехота медленно двинулась вперед, наступая последовательными рядами, безукоризненной линейкой. Вот, первый ряд дошел до деревни Фирцеген-Хейлиген, но подчиняясь все тому же приказу, пехота не пошла на штурм, упустив еще одну возможность склонить чашу весов на свою сторону. Методично разряжая мушкеты, они почти ничего не могли сделать, расстреливающим их из укрытий, французским солдатам. Некоторые подразделения пруссаков заколебались и тогда Гогенлоэ, бросил в атаку 28 эскадронов кавалерии, как раз против подкреплений Ланна. Французы дрогнули, немцам улыбнулась удача, но пруссаки опять упустили свой шанс. В это время, Гогенлоэ получил от Рухеля, дислоцированного в окрестностях Капеллендорфа, обещание подкреплений и решил не предпринимать никаких действий, пока его не дождется. Почему то он решил, что подмога подойдет через пол часа, не удосужившись послать рекогносцировку, или хотя бы спросить связного, который непременно бы ему ответил, что за пол часа, Руххель, никак не сможет пройти двухчасовой отрезок пути.
   Таким образом, 30 000 фронт французов получил передышку и маленькие партии подкрепления, с трудом добиравшиеся до линии фронта по сложной холмистой местности. К тому же, выяснилось, что Сульт, о котором долго ничего не было известно, выиграл локальную битву на правом фланге и решив не преследовать пруссаков, мчался на помощь центральным позициям. Он подоспел как раз тогда, когда 100 и 103 полки начали отступать, тут же бросил в бой, подходившие все новые и новые свои отряды. Почти разбитая пехота приободрилась и тоже двинулась вперед. Даже Ней, отброшенный после своего поспешного наступления, вновь возобновил атаки.
   Когда Наполеон увидел, что с Сультом все в порядке, он, наконец то, начал действовать! Бросив в бой 3500 драгун и кирасир разметавших все на своем пути. Участь Гогенлоэ была предрешена. Тут, совершенно неожиданно, подоспел долгожданный Рухель, бросивший в бой 28 свежих эскадронов и 26 батальонов. Закипела самая ожесточенная за все время схватка. Но от судьбы не уйдешь, слишком много ошибок было допущено, Рухель, спасший честь прусской армии, вскоре был окружен корпусами Ланна, Нея, Сульта, Ожеро и атакован кавалерией з-го корпуса и драгунами Клейна. Прусские войска были разгромлены.
   Утром 15, Наполеон писал Жозефине, что атаковал и победил всю прусскую армию. Но, как и все в той компании, это было не совсем так, вернее, совсем не так. На самом деле, в тот же день, в 15 км севернее от Ауэрштедта, где на самом деле была вся / ! / прусская армия, с королем и герцогом Брауншвейгом. Даву с много меньшими силами, разгромил отступавшие колонны противника, а их остатки окончательно рассеял Бернадотт.
   Вскоре было организованно не имевшее ни до, ни после, преследование остатков прусской армии. Целых 3 недели продолжалась эта ужасная, кровавая гонка, вплоть до побережья Балтийского моря и последней резни в Любеке.
   От некогда могущественной прусской армии, осталась лишь ничтожная горстка, спешившая на соединение с русскими, под командыванием Листока.

добавлено 6.08.06