4 января 1389 г. был арестован Флоран де Сен-Ло, бондарь. Его схватили в булочной, когда он срезал аграф с пояса посетителя. Прево приказал посадить его в тюрьму, в одиночную камеру (tout seul). А на следующий день тюремщик доложил своему начальству, что они с обвиняемым "много о чем говорили, и упомянутый заключенный признался, что у него в Компьене осталась невеста по имени Маргарита и как бы он хотел, как он молит Бога, чтобы она узнала о том положении, в котором он теперь находится, и позаботилась бы о его освобождении..."
   Перед нами - несколько иное восприятие тюрьмы, нежели у преступников-профессионалов. Обращает на себя внимание тема одиночества, возможно, спровоцированная помещением обвиняемого в одиночную камеру, но связанная прежде всего с отрывом от близких - в данном случае, от невесты.
   Преступник-профессионал почти всегда был одиночкой, он, возможно, в меньшей степени страдал от разлуки с близкими, родными людьми. В его окружение входили такие же, как он сам "бродяги и разбойники", нищие и проститутки. "Товарищество" (сompanie), которое создавали, к примеру, воры, не являлось дружеским союзом. По определению самих же "компаньонов", это было деловое соглашение, ограниченное во времени, и с конкретными целями. Оказавшись в тюрьме, бывшие "дружки" не то что не поддерживали друг друга морально, но валили друг на друга всю вину, спасая собственную шкуру. Именно так вели себя члены банды Ле Брюна: каждый из них боролся только за себя. Вот, например, как характеризовал сам Ле Брюн одного из своих прежних сообщников: "[этот Фонтен] - человек дурной жизни и репутации, бродяга и шулер, посещающий ярмарки и рынки, его никто не видел работающим...". Судьям оставалось лишь воспользоваться ситуацией: "И потому, что этот заключенный (Ле Брюн) обвинил многих других, ... было решено отложить его казнь, чтобы он помог их изобличить ...".
   Преступнику-одиночке, не обремененному семьей, проще было пережить тюремное заключение и суд, ибо мысли о родных лишь увеличивали душевные муки человека. Часто именно из-за близких он шел на совершение преступления. Вспомним Флорана де Сен-Ло: он рассказывал судьям, что время от времени Маргарита (его невеста) спрашивала его, когда же состоится их свадьба, "но он всегда ей отвечал, чтобы она подождала, пока они станут немного богаче…"
Еще показательнее дело Этьена Жоссона, арестованного 10 мая 1392 г. за подделку печатей и подписей двух королевских нотариусов - только так он смог раздобыть некоторую сумму денег, чтобы обеспечить свое многочисленное семейство: "И сказал, что сделал это из-за бедности и необходимости содержать себя, свою жену, детей и дом…". Этьен, в отличие от Флорана, не говорил вслух о чувстве одиночества, однако страх за будущее семьи в отсутствие кормильца в его словах, безусловно, присутствовал.
   Попадая в тюрьму средневековый человек испытывал чувство страха, но выразить его словами способны были единицы, причем выразить по-разному, используя топосы "судьбы", "смерти", "одиночества", "отрыва от близких". Основная же масса заключенных, чьи процессы описаны Кашмаре, в суде подавленно молчала, раз и навсегда смирившись с собственной участью, не помышляя о каком-либо сопротивлении. Да и мог ли средневековый преступник повлиять на судебный процесс, изменить свою судьбу? Иными словами - каковы были стратегии поведения тех людей, кто все же отваживался постоять за себя?
   Не менее желанным был и образ "достойного человека" (homme honn?te), связанный в первую очередь с хорошей, дорогой одеждой. Отношение судей к обвиняемому прежде всего зависело от его внешнего вида. Кашмаре подтверждает это на примере некоего Перрина Алуэ, плотника, арестованного 23 января 1390 г. за кражу из аббатства Нотр-Дам в Суассоне серебряной и позолоченной посуды. Алуэ не стал отрицать своей вины: казначей аббатства задолжал ему за работу, тогда как Перрин испытывал нужду в деньгах. Разгневанный таким отношением к себе, "по наущению Дьявола" (par temptacion de l'ennemi), он совершил кражу. Несмотря на признание Алуэ, судьи посчитали его "достойным человеком, не нуждающимся в деньгах, поскольку он хорошо и достойно одет…" [25], что позволило им не применять к нему пыток.
   Обратная ситуация отражена в деле Симона Лорпина, арестованного 9 августа 1391 г. по подозрению в краже одежды: двух рубашек, шерстяной ткани и куртки. Симон, естественно, отрицал свою вину. Однако судьи были иного мнения: учитывая показания свидетелей, которые видели Симона накануне предполагаемой кражи "в одном рванье" (il n'avoit lors sur lui vestu que haillon), а также то, "что куртка ему не подходит и скорее всего является ворованной и что упомянутый заключенный не одет даже в рубашку, а также [учитывая] что он, что [представляется] более правдоподобным, для приезда в Париж, чтобы быть [одетым] более чисто и сухо, одел одну из упомянутых рубашек" они решили послать его на пытку.
   Понимание того, насколько важна хорошая одежда для человека, выразил уже знакомый нам главарь банды парижских воров Жан Ле Брюн. На момент ареста Ле Брюну было около 30 лет. Однако, в отличие от своих подельников, он успел многое повидать в жизни. По его собственным словам, в детстве (bien petit enfant) он обучался на кузнеца в течение восьми лет и даже собирался заниматься этим ремеслом в Руане, но случайно встретил там некоего Жака Бастарда, экюйе, который предложил Ле Брюну поступить к нему на службу в качестве слуги (gros varlet) и "отправиться на войну". Ле Брюн вместе со своим новым хозяином оказался на стороне англичан и шесть лет разъезжал по всей стране, занимаясь грабежами. Однако по истечении этого срока ему показалось, что хозяин слишком мало ему платит, и он, без всякого разрешения оставив службу, отправился попытать счастья в Париж. Прибыв на место, Ле Брюн "продал лошадь, оделся во все новое и солидное и в таком виде прожил долго, ничем не занимаясь и не работая..."

На страницу "История."    Часть 1   & 3  &4